лапы спотыкались. лапы кружили. я буду лаять и бросаться дико.
не подходи ко мне. у тебя руки ч у ж и е. не греют значит. все дело в простых вещах.
у меня память собачья, но кто-то любил,
а кто-то любить обещал. и ничего не было будто. ничего не было конечно.
И она уже была готова кинуться обратно, наплевав на свою жизнь, которую не считала ценнее_важнее жизнь всех этих людей, и не думая о последствиях, была готова стать частью той кровавой бойни, что сейчас развернулась на улицах её родной деревни // утонуть в ней, как и все остальные, да и попытаться спасти хоть кого-нибудь, хотя бы еще одного, - эти ублюдки ведь не щадят даже детей, режут всех без разбору, - но вместо этого она... замерла. Застыла на месте. Почему? Крик. Знакомый. Наполненный болью. Оседающий где-то внутри ядовитым осадком. Так кричат, когда очень больно, когда жизнь из тела уходит, когда в последний раз смотришь на того, кто тебе эту самую жизнь оборвал. Раздавшийся за спиной девушки сдавленный крик, который она не ожидала услышать, так как верила, что все уже обошлось и хотя бы одного ей удалось спасти, - наивно было так думать, особенно сейчас, - заставил обернуться, посмотреть назад и... в ужасе прижать руку к груди. Странный жест. Непроизвольный. Рефлекторный. Но это было всего лишь навсего выражение растерянности и страха, что застыл на радужке глаз и утонул в расширившихся от увиденного зрачках. Это было отражение всего того, что грубо разворотили на артериях чувств, вырвали из венозных стволов, да и сожгли на мусоре, который когда-то можно было назвать душой. Так нельзя. Нельзя убивать то, что ты бережешь на протяжении нескольких лет, к чему/кому возвращаешься и во что/в кого веришь и ценишь. Честно? Цири никогда еще по-настоящему никого не теряла. Да, в детстве она рассталась с сестрой и эта тоска была невыносима, да, были и те люди, с которыми она попрощалась навсегда, о смерти которых слышала, но никогда, до этого момента, никого из них не убивали прямо у неё на глазах.
- Нет! Андриан!
Этот истошный вопль вырвал из легких Цири весь кислород, в воздухе повис и сгорел в бушующем вокруг неё пламени, которое, в эту самую минуту, где-то внутри неё // где-то между позвонками загорелось. Это было отчаяние. Едкое. Тошнотворное от запаха крови и гари, паразитическое отчаяние, которое сейчас мешало бедной девушке трезво оценивать ситуацию. Да, она видела трупы, она убивала и сама, да и никогда не терялась при виде крови, но это... Это было выше её сил. И лежащее в ногах эльфа тело, которое еще буквально несколько минут назад было живым, было одним из самых дорогих её душе человеком, заставило девушку броситься к нему. Не думая. Не смотря на убийцу, что все еще так и стоял там, весь в чужой крови. Да, она хотела подойти, хотела посмотреть в его лицо, в лицо Андриана, и молить о возвращении, - ведь именно так все делают, когда впадают в отчаяние и не могут смириться с утратой, - но ей не хватает всего лишь нескольких жалких шагов до все еще теплого трупа, как эльф, которого она явно, как только отойдет от шока, попытается убить, вырвать сердце и разодрать его глотку даже руками, если будет нужно, заставляет её остановиться.
ласточка.
Цири не верит.
Цири сомневается.
Цири боится.
Это слово, а точнее прозвище, которое Цирилла все еще помнила и бережно хранила в своей памяти, словно бы что-то в ней сейчас разрушило. Хотелось, чтобы все это было обманом, чтобы померещилось и не было правдой, в которую верить было еще больнее, чем смотреть на медленно умирающую деревню, которую девушке уже не спасти, как бы она не пыталась. И уж лучше бы эти эльфы убили её до того, как она услышит это слово. Что она помнит? Слишком многое, чтобы сейчас девушке хватило сил на то, чтобы держать себя в руках, чтобы не сорваться и не сойти с ума от осознания происходящего. В ведь в своих снах, в далеком прошлом, которое правильнее было бы сейчас назвать детством, это... в этом слове для неё // для них обоих было что-то теплое, что-то родное и личное. А что сейчас? Ей больно_страшно его слышать. Боги, она заклинает и молит, пускай это окажется ложью, а услышанное девушкой слово было совершенно иным. Пожалуйста, пускай все это будет ошибкой. Зачем? Правду она не сможет принять. Она её не вынесет. Это уже слишком. Для одного дня // для одного человека это уже слишком.
Цири не справится с этим. Не сможет. И как никогда раньше ей нужна сестра, нужны её слова и теплое плечо. Ей нужен хоть кто-нибудь, кто поможет пережить все это.
- Н-нет... - Побледневшая девушка, которая за доли секунды стала похожа на смертельно больную, не могла справиться с нахлынувшими на неё чувствами и эмоциями. Она не могла это контролировать. Слезы. Злые. Обидой и злобой пропитанные. Она выступили на глазах Цири непроизвольно, смешались с едким дымом, впитали в себя запах крови и страха, что стоял в воздухе и прочертили на её лице мокрые дорожки - доказательство её слабости, неверия и ужаса. - Ты... ты не мог. Ведь... Сей... Как ты можешь? Я ведь... тебе...
Ей тяжело говорить. Слова даются с трудом, вырываются из грудной клетки через силу.
Цирилла не могла поверить в то, что стоящий перед ней эльф, что сейчас с ног до головы был запачкан кровью Андриана, - за что он так хладнокровно его убил? почему они вообще пришли сюда? - был тем самым эльфом, к которому она тянулась когда-то, когда еще была ребенком. Неужели он тот самый Сей, на встречу к которому она сбегала от отца и которого, черт возьми, считала своим другом. И она ведь тосковала по этому долийцу, она искренне верила в то, что когда-нибудь они встретятся и она снова ему, прямо как в детстве, улыбнется. И они вспомнят о том, что было раньше, когда все было проще и легче. Что ж, встретились. Это действительно он. И сомнений быть не может, потому как никто кроме него не называл её так, не называл ласточкой. Об этом никто не знает. И да, Цири и имя его вспомнила. Точнее те три буквы, которые все еще не стерлись из памяти, которые были чем-то светлым все эти годы, а сейчас превратились в кошмар наяву, который так просто не отпустит, который уже не забыть и не стереть из памяти.
- Почему? - Последний вопрос, который ключевым сейчас был, слабым шепотом срывается с губ. Почему? Почему вы это делаете? Почему срываете свою злость на людях, которые вам ничего не сделали? Цири теряется. Глаза превращаются в стекло, что ничего не отражает и не воспринимает. И лишь слезы, с которыми она все еще не может справиться, являются отражением всего того, что она сейчас чувствует.
Но из внезапной и удушающей комы, в которую впала Цири, её вывела чья-то стрела, что со свистом пробила левое плечо и заставила девушку глухо застонать, да схватиться здоровой рукой за кусок этого тонкого, но опасного дерева. Неужели промахнулись? Или это было сделано специально? Что ж, было действительно больно, а на белой рубашке расплылось кроваво-красное пятно, но сейчас с этим можно было смириться, это можно было пережить. В отличие от всего остального.
ласточка.
Боль. Дикая. Гневная. Агония бьющаяся в крови этой девушки кипит раскаленной ртутью. Она в каждой клетке её тела, искрится, разрывает и убивает, кислорода лишает. А где-то между легкими словно бы все это время зарождался шторм. И только сейчас, слившись воедино с болью физической и моральной, вырвался на волю, прошелся по цепочке из нервов и отразился на радужке глаза белой вспышкой, которую мог увидеть только лишь рядом стоявший эльф. Рукам стало холодно. Это как если бы опустить их в ледяную воду, что коркой изо льда останется на пальцах, а потом сорвется на землю осколками хрупкими. И она этого не заметила, - состояние шока было слишком сильным, да и боль перетягивала все внимание на себя, - но руки её и правда замерзли, а с пальцев, словно от глыбы льда, сорвался белый туман. Еще секунда. Еще один проскочивший в мозгу вопрос и воздух вокруг девушки начинает звенеть, словно бы раскаляться, но потом вновь охлаждаться. Но имеет ли для неё это хоть какое-нибудь значение? Нет. Она этого не видит. Она видит совершенно другое - лицо того, кого когда-то считала другом. Да, Цири знала, что каждый из них изменится, каждый пойдет своей дорогой, но... такого она даже и представить не могла.
- Почему вы это делаете?! - И новый крик разрывает грудную клетку, инеем останется на ближайших домах и возвращается обратно к своей хозяйке, чтобы она повторила его опять, чтобы на этот раз воплотиться в появившейся за её спиной глыбе льда, которую девушка воспринимает как нечто чужое, не свое. Ведь вполне возможно, что с ними был маг, но как и лучник, он не стал доводить дело до конца. И да, будь на месте этого эльфа кто-то другой, кто угодно, Цирилла бы мешкать не стала, она бы уже попыталась убить его, разорвала бы на куски и разбила бы ему лицо о первое, что попадается ей на глаза, но сейчас была совершенно иная ситуация. Почему? Этот эльф ей не чужой. Она помнит его. Помнит его слова, его руки и холодный взгляд. И она помнила его без этого ужасного шрама, который сейчас сложно не заметить. Впрочем, все её воспоминания обманчивы, если сейчас она видит перед собой хладнокровного убийцу, который не постеснялся вместе со своими друзьями вырезать здесь всех. И именно поэтому, всматриваясь в обезображенное лицо, да и не сдерживая свои эмоции, свою боль, злость и обиду, Цири нужны были ответы.
Как это выглядело со стороны? Жалко. Она просто стояла и смотрела на него. Слезы по щекам и капающая на землю кровь, что ручейками кровавыми спускалась по левому плечу и оплетала всю руку, до кончиков пальцев, как-то не способствовали ничему другому // не вызывали других чувств и сравнений. А где-то на самом краю подсознания бьется одна единственная мысль, которая говорит лишь о том, что сейчас Цири жалеет о том дне, когда она увидела этого эльфа, когда, уступив своему любопытству, пошла вслед за ним в лес. Лучше бы им быть чужими. Лучше не видеть. Не знать. Было бы проще.